Судя по кнопкам на пульте, кондиционер работал одновременно на охлаждение и на обогрев. Значит, тут можно было устроить настоящую баню. Четыре обогревателя на маленькую комнату! Зачем? Этого Дима понять не мог. Наконец решил, что радиаторы предназначались для всей квартиры, а сюда были поставлены временно.

Озадаченный, Дима в очередной раз выдвинул подстольные ящики. Тщетно пошарил за ними рукой. Вновь заглянул в пустые чемоданы. Максим поступил правильно, взявшись за остальные комнаты. Быть может, уже приблизился к разгадке и молчит – хочет добраться до неё один. Вздохнув, Дима принялся осматривать ковёр и тут обнаружил странность.

Ковёр выцвел. Чем ближе подходишь к окну, тем более светлым оказывается ворс. Но в углу, где сейчас лежали чемоданы, выделялся тёмный участок. Чёткие границы выцветшего ворса. Более того, сдвинув чемоданы, Дима заметил под ними четыре вмятины, какие могли остаться, например, от ножек комода. Значит, в углу что-то стояло. И стояло давно. Возможно, с того дня, как тут постелили ковёр. А теперь это унесли. Кто? Сам Дельгадо? Паук? Или Артуро, уверявший, что сохранил кабинет в неприкосновенности, а на самом деле…

Из-за стены раздался крик.

Высокий, истеричный.

Кричала женщина. Точнее, выла. Надрывно. Захлёбываясь собственным голосом, в котором одновременно угадывались страх и ликование. Дима в ужасе присел на чемоданы. Едва не свалился с них на пол. На мгновение подумал, что кричит Аня. Ошпаренный ледяным страхом, приоткрыл рот, слепо потянул руку в поисках трости. Забыл, что оставил её возле радиатора.

Вой оборвался.

Следом послышалась бесконечная дробь причитаний.

Да, это была женщина. Нет, не Аня. И всё происходило совсем рядом. В одной из соседних комнат.

Теперь послышался голос сестры. Она что-то говорила по-испански.

Голос Максима. Настойчивый, уверенный.

Дима, упираясь руками в стену, поднялся с чемоданов, подхватил трость и заторопился в смежную комнату, оттуда – в коридор. На ходу достал из кармана открытки. Испугался, что они помнутся. Глупый, неуместный страх. Никак не мог сообразить, куда их сунуть. Так и оставил в руках. Проскочив через коридор, оказался в другой части квартиры. Увидел Максима и Аню. Они стояли в дверях дальней комнаты. Женщину, продолжавшую причитать, Дима не видел.

– Что происходит? – спросил он.

Ему никто не ответил. Только сестра мельком бросила на него обеспокоенный взгляд.

Дима, прихрамывая, прошёл через комнату. Здесь была спальня с кроватью, над которой возвышался парус тканого балдахина на массивных стойках, таких же нелепо помпезных на фоне общей нищеты, как и входная дверь с резной фрамугой.

– Что она говорит? – спросил Аню Максим.

– Не знаю, Макс, сложно понять. Она… говорит очень странно. Если я правильно понимаю… Постой, – Аня помедлила, прислушиваясь к словам женщины. – Вроде бы спрашивает, откуда ты пришёл и чего хочешь. Даже не так, она спрашивает, как ты сюда пришёл. Говорит про какие-то тени, не знаю, о чём она…

Дима встал за спиной сестры и увидел, что в кресле с высокой, обитой жаккардом спинкой сидит старуха. Выглядела она неприятно. Белая, будто бумажная кожа. Желтоватые всклокоченные волосы. Выпирающие скулы иссушенного лица. В уголках губ при каждом слове растягивались мутные перепонки слюны. Длинные пальцы с жёлтыми крючковатыми ногтями судорожно скребли по деревянным подлокотникам. На подлокотниках виднелись глубокие и частые бороздки. Значит, старуха не первый день так развлекалась. Но больше всего в ней настораживал взгляд мутных выпученных глаз. Она смотрела прямиком на Максима. Обращалась исключительно к нему.

Встать с кресла старуха не пробовала. Только наклоняла голову и начинала с ещё большим напором скрести подлокотники. Полы халата разошлись, и Дима увидел бугристые, обвитые выпиравшими венами, а главное, неестественно тонкие, будто лишённые мышц ноги.

– Скажи, что мы не причиним ей вреда, – попросил Максим, а сам прошёл чуть глубже в комнату и теперь осматривал стены торопливым взглядом.

– Я пробовала. Она меня не слушает.

– Спроси, как её зовут.

– Спрашивала… Вот! Опять говорит про какие-то тени. «Не хочу назад. Не дайте им меня забрать». Макс…

– Да?

– Думаю, она не в себе.

– Это и так понятно.

– Я имею в виду, она просто бредит.

Дима, осмелев, прошёл в комнату вслед за Максимом и первым делом заметил развешенные по стенам карты. Их тут было не меньше двадцати. И все заклеены разноцветными стикерами, исполосованы стрелочками, дополнены фотографиями и листками записей.

– Ого, – прошептал Дима.

На письменном столе лежал ворох бумаг. Отдельно, возле настольной лампы, стояла коробка из-под фотоаппарата. Из неё торчали корешки книг. К пробковой доске, метра два в ширину и полтора в высоту, были приколоты распечатанные и составленные от руки таблицы, списки, схемы и вырванные из книг листки. Едва ли всё это принадлежало Дельгадо. Люди Скоробогатова уж точно не прошли бы мимо таких материалов, к чему бы они ни относились.

Старуха тем временем притихла. Бормотала совсем неразличимо. Едва шевелила пальцами. И по-прежнему смотрела на Максима. В её глазах сейчас блестело благоговение.

– Что ещё сказать? – спросила Аня.

– Скажи про чувства супруги, любовницы, матери и потребуй назвать мне три карты, – ответил Максим.

– Не смешно, Макс.

– Тогда ничего не говори.

Дима поначалу зачарованно смотрел на пробковую доску, а потом заметил, что в углу, за столом, стоит бежевая тумба. Да нет, не тумба.

– Сейф…

На коротких ножках, полметра в высоту, покрытый зеленовато-бежевой краской, из-под которой на закруглённых стёртых углах проглядывала чёрная сталь. Самый настоящий сейф с замочной скважиной без заслонки, с внутренними петлями и чёрной биркой «Юнион». Старый, года этак восьмидесятого. «Красть в доме нечего. Ни техники, ни денег». Да один только внешний вид этого «Юниона» должен привлечь внимание всего Буэнос-Айреса, а заодно и всех ближайших районов!

– Ясно, для чего второй ключ, – прошептал Максим.

– Раньше сейф стоял в комнате. На ковре… там сохранились вмятины – кажется, Артуро пытался спрятать их под чемоданами.

– Чемоданами? Получается, недалеко от Ямараджи?

– Получается, что так.

– Вот тебе и ответ.

– Странно, – Дима в сомнении насупился. – Слишком уж…

– …просто? – Максим шагнул к письменному столу, и старуха, проснувшись от забвения, принялась с удвоенной одержимостью скрести подлокотники.